Люди

Я познакомилась с художником Костей Гореловым случайно и сразу почувствовала в нем талант. Хотя ничего не понимаю в искусстве. Но ведь настоящее искусство и должно быть таким - озарением для непосвященных. Было очень приятно узнать, что Костю ценят признанные мастера, например, гениальный Андрей Бартенев, который в представлении не нуждается. А Костя (пока ещё) нуждается – и я решила его представить. Как журналист. Правда, его ответы были гораздо интереснее, чем мои вопросы, поэтому интервью будет без вопросов.

Я РОДИЛСЯ в Московской семье, где прекрасное превозносилось. Благодаря родным навсегда полюбил Марию Каллас, а также Арету Франклин, Патти Лабель и много-много другой музыки, особенно оперной, которую подростки обычно не слушают. Обожал старые западные фильмы и буквально заболел их эстетикой, особенно – интерьерами. Мой папа всегда работал с драгоценными камнями, которые находил в экспедициях. Дедушка по маме рисовал и придумывал ювелирные украшения, прабабушка держала шляпную мастерскую, а моя тетя – художница. Мама с детства таскала меня на шопинг, выискивая самые красивые вещи, но ещё чаще - по галереям. Так что первым делом я заболел не корью-свинкой, а Матиссом - видел его во всем: в людях, зданиях, в земле и траве.

МОЯ БАБУШКА была модницей, носила дизайнерские платья, особенно ярко я помню костюм Christian Dior цвета электрик с золотыми пуговицами – и жемчуг, много-много жемчуга, натурального. Её ожерелья были моими любимыми игрушками. Я обожал тяжесть жемчуга, его мощь. До сих пор обожаю и не снимаю. Беру поносить у бабушки и мамы. А ещё ношу бабушкино кимоно с кедами. И шарфы! В нашей семье всегда был культ шарфов.

ШКОЛА – это такой диссонанс с домом и такой ужас, который до сих пор может мне присниться. Я там был рабом. Эти двойные стандарты всевластия учителей. Страшный линолеум в коридорах. Лоснящиеся стены. Хотя были несколько учителей, которые своей любовью к профессии примиряли меня с линолеумом. И это были минуты красоты.

Я НАЧАЛ РИСОВАТЬ, потому что страшно не хватало красоты и эстетики. Мне надо всё украсить! В картине мне важны цвет и форма, а ещё история и атмосферность.

ОДНАЖДЫ Я ВДРУГ ПОНЯЛ, что очень люблю своё время. Это не от бессилия попасть в другие времена – просто вдруг накрыла мощная сила того, что действительно надо. Почему так случилось? Я понял, что теперь красоту всегда ношу с собой. Все своё ношу с собой.

АМЕРИКАНЦАМ МЕНЯ ПОКАЗАЛА художница Елена Добровольская – шикарная Женщина редкой породы и художник потрясающий. Мы выставлялись вместе во французском журнале Circle Art Magazine, и она сказала что-то вроде: у этого парня есть отличные перспективы в Нью-Йорке. И порекомендовала меня галерее Artios. Через эту галерею я пока продал одну картину, но получил много заказов – и выставочных, и коммерческих.

ДЕНЬГИ я, конечно, люблю, но выставки – это особенное, там можно выбирать. Моя последняя называется Evolution of Mind. Эволюция сознания происходит со всеми, но не все это понимают. Я бы не согласился на выставку с названием «Молодец, Дениска-пионер», или «Салонный романс», или Drugs & Porno. Это точно не мое. Ни за какие деньги.

В МОСКВЕ первые заказы поступили после экскурсии, которую я проводил в галерее Андрея Бартенева «Здесь на Таганке». Очень люблю такие экскурсии! При взаимодействии с публикой раскрываюсь по полной. Мне пока не дано понять, почему люди что-то покупают. Это момент единения, озарения - или считывания. Иногда кто-то может считать мою картину так глубоко и точно, аж до дрожи. Но с другой стороны – это всего лишь одна из граней меня. Через пять лет я могу писать абсолютно другие картины. И если покупатель её захочет и скажет нечто-то такое, что я опять подумаю: упс, мои планы раскрыты, - это же здорово!! Это и есть искусство.

АТМОСФЕРА, чтобы творить? Музыка, пепельница, бокал шампанского – и жемчуг. Недавно я понял, что в трикотажных шортах рисовать не могу - нужна дисциплинирующая одежда. Я вообще могу во время работы посмотреть в зеркало, подумать: так, не пойдёт! - и переодеться. Модник я, да. Так воспитали.

Я НЕ ИСКРЮ в творчестве. Просто делаю. У меня могут быть припадки какие-то, потому что цвет не тот, или что-то продумываю заранее, а как начинаю писать - возникает нечто иное... Внутри процесса много чего происходит, перемены приходят сами - и они всегда очень уместны. Для меня этот мир – не воображаемый. Он просто моя реальность.

СВОЙ АНГЕЛ-хранитель есть у каждой страны. В России это Андрей Бартенев. Я не преувеличиваю – я так думаю. Он и талантище, и человечище: бережёт и помогает всем, для кого искусство – как кровь в жилах. Я сам такой, я знаю таких людей, и когда появляется Бартенев и говорит: эй, парень, ты нормальный, всё хорошо, рисуй дальше! - это как благословение. Всем нужен такой человек. Он первым пригласил меня участвовать в выставках, первым продал мою картину – Суздальскому Музею современного искусства. И тут дело не в деньгах – для меня это было, как признание. К тому же Суздаль – исторически сильный город, он сам себя не позволил запустить, опошлить - чего я всем желаю!

Я НЕ ВИЖУ РАЗНИЦЫ между современным искусством и тем, что было много веков назад. Имеет значение только связь времён. Когда я писал картину Birkin - нужна была сумка с историей. Архитектура. Шов, которому сотни лет. Мне кажется, Birkin – то и есть современное искусство. Я с детства её любил. А вообще, лучше всех об искусстве рассказывает Каролина Пескишева - потрясающий теоретик и лектор, доносит всё так, что начинаешь понимать, помимо живописи, самого себя - даже если не имеешь отношения к искусству.

ПРОИЗВЕДЕНИЕМ ИСКУССТВА может быть, что угодно. Вот сериал «Секс в большом городе» – произведение искусства. Сумка Birkin упомянутая. Легендарная Диана Вриланд! Когда я рисую, у меня всегда в голове её слова: глаз должен путешествовать. Браслеты Kenneth Jay Lane из 80-х – в них столько вдохновения!! Да много чего.

ЧТО ТАКОЕ ТАЛАНТ? Это и болезнь, и божий дар-отметина, и вовремя развитая способность, конечно. «Художественный зуд» - это дар, но ты становишься его заложником. Как вирус, который не можешь контролировать. Порой думаешь, что ты – полный крейзи, и пытаешься это исправить... не понимая, что именно хочешь исправить. И в этот момент Оно берет над тобой верх! Этот зуд является твоими глазами. Я сам не понимал, что мною движет. Вот моя картина Lobstergate/Despair про заложников роскоши. Лобстеры не понимают, что они - роскошь и деликатес. Они заложники своей судьбы, своего дарования, но они не могут этого вкусить и этим насладиться. Такой крейзи парадокс.

В РЕАЛЬНОСТИ я почти всегда говорю невпопад. Вообще, для меня разговор – это преодоление отчуждения. Да, я боюсь быть инициатором, мне кажется, у меня это не получается.. я вроде как затеваю разговоры и хлопаю глазами, у меня не очень получается... но преодолевать отчуждение надо! Уж лучше быть дураком в преодолении отчуждения, чем вообще не пытаться это сделать. Хотя для меня самое ценное времяпрепровождение – в уединении или в разговорах с Юлией Емельяновой - моей супругой и самым лучшим другом... А вообще – я многое говорю своими картинами. И снимаю короткометражки «на коленках», они мало отличаются от картин.. Там моя мифология – так Бартенев говорит, вот он всегда находит правильные слова.